Неточные совпадения
Новая точка, еще точка… сперва черная, потом ярко-оранжевая; образуется целая связь светящихся точек и затем — настоящее море,
в котором утопают все отдельные подробности, которое крутится
в берегах своею собственною силою, которое издает свой собственный треск, гул и свист.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что
в то время, как он входил
в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого
в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Поутру, ранее даже того времени, которое назначено
в городе N. для визитов, из дверей
оранжевого деревянного дома с мезонином и голубыми колоннами выпорхнула дама
в клетчатом щегольском клоке, [Клок — дамское широкое пальто.] сопровождаемая лакеем
в шинели с несколькими воротниками и золотым галуном на круглой лощеной шляпе.
Роясь
в легком сопротивлении шелка, он различал цвета: красный, бледный розовый и розовый темный; густые закипи вишневых,
оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех сил и значений, различные
в своем мнимом родстве, подобно словам: «очаровательно» — «прекрасно» — «великолепно» — «совершенно»;
в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый цвет долго не представлялся глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало ясного и твердого «да».
Она предложила перейти
в гостиную. Ходила она легко и плавно, пружинистым танцующим шагом, одета она
в платье
оранжевого цвета, широкое, точно плащ. На ходу она смешно размахивала руками, оправляя платье, а казалось, что она отталкивает что-то.
Тепло освещенная огнем сильной лампы, прикрытой
оранжевым абажуром, комната была украшена кусками восточных материй, подобранных
в блеклых тонах угасающей вечерней зари.
Сегодня она была особенно похожа на цыганку: обильные, курчавые волосы, которые она никогда не могла причесать гладко, суховатое, смуглое лицо с горячим взглядом темных глаз и длинными ресницами, загнутыми вверх, тонкий нос и гибкая фигура
в юбке цвета бордо, узкие плечи, окутанные
оранжевой шалью с голубыми цветами.
Он видел тонкую фигуру Лидии
в оранжевой блузе и синей юбке, видел Алину
в красном.
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался
в гостиной, и, кроме того, у стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и
оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и серебро на столе, а лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея во фраках и горбоносая, похожая на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя на стуле, весело командовала...
Он молчал, гладя ее голову ладонью. Сквозь шелк ширмы, вышитой фигурами серебряных птиц, он смотрел на
оранжевое пятно лампы, тревожно думая: что же теперь будет? Неужели она останется
в Петербурге, не уедет лечиться? Он ведь не хотел, не искал ее ласк. Он только пожалел ее.
Сам он не чувствовал позыва перевести беседу на эту тему. Низко опущенный абажур наполнял комнату
оранжевым туманом. Темный потолок, испещренный трещинами, стены, покрытые кусками материи, рыжеватый ковер на полу — все это вызывало у Клима странное ощущение: он как будто сидел
в мешке. Было очень тепло и неестественно тихо. Лишь изредка доносился глухой гул, тогда вся комната вздрагивала и как бы опускалась; должно быть, по улице ехал тяжело нагруженный воз.
Оранжевое пятно на ширме напоминало о вечернем солнце, которое упрямо не хочет спрятаться
в облаках. Время как будто остановилось
в недоумении, нерешительном и близком скуке.
Покручивая бородку, он осматривал стены комнаты, выкрашенные
в неопределенный, тусклый тон; против него на стене висел этюд маслом, написанный резко, сильными мазками: сочно синее небо и зеленоватая волна, пенясь, опрокидывается на
оранжевый песок.
Всматриваясь
в оранжевый сумрак над головою девушки, Клим спрашивал себя...
Все более неприятно было видеть ее руки, — поблескивая розоватым перламутром острых, заботливо начищенных ногтей, они неустанно и беспокойно хватали чайную ложку, щипцы для сахара, чашку, хрустели
оранжевым шелком халата, ненужно оправляя его, щупали мочки красных ушей, растрепанные волосы на голове. И это настолько владело вниманием Самгина, что он не смотрел
в лицо женщины.
Самгин постоял у двери на площадку, послушал речь на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и вышел на площадку
в холодный скрип и скрежет поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно
оранжевая заря, и поезд заворачивал к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто поезд возвращает его далеко
в прошлое, к спорам отца, Варавки и суровой Марьи Романовны.
Лидия, непричесанная,
в оранжевом халатике,
в туфлях на босую ногу, сидела
в углу дивана с тетрадью нот
в руках. Не спеша прикрыв голые ноги полою халата, она, неласково глядя на Клима, спросила...
Клим шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда пошла Лидия. Это значило, что там будет и Макаров. Но, наблюдая за девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь
в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту,
в оранжевый платок и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу казалось, что
в этом взгляде да и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
Вошла Лидия, одетая
в необыкновенный халатик
оранжевого цвета, подпоясанный зеленым кушаком. Волосы у нее были влажные, но от этого шапка их не стала меньше. Смуглое лицо ярко разгорелось,
в зубах дымилась папироса, она рядом с Алиной напоминала слишком яркую картинку не очень искусного художника. Морщась от дыма, она взяла чашку чая, вылила чай
в полоскательницу и сказала...
Егорка явился было неслыханным франтом,
в подаренном ему Райским коротеньком пиджаке, клетчатых, зеленых, почти новых, панталонах и
в купленных им самим —
оранжевом галстуке и голубом жилете. Он,
в этом наряде, нечаянно попался на глаза Татьяне Марковне.
Он с ранних лет живет
в ней и четыре раза то один, то с товарищами ходил за крайние пределы ее, за
Оранжевую реку, до 20˚ (южной) широты, частью для геологических исследований, частью из страсти к путешествиям и приключениям.
Шелковые галстухи, лайковые перчатки — все были
в каких-то чрезвычайно ровных, круглых и очень недурных пятнах, разных видов, смотря по цвету, например на белых перчатках были зеленоватые пятна, на палевых
оранжевые, на коричневых масака и так далее: все от морской сырости.
Только чернозагорелые от солнца крестьяне-мостовщики
в лаптях сидели посередине улиц и хлопали молотками по укладываемым
в горячий песок булыжникам, да мрачные городовые,
в небеленых кителях и с
оранжевыми шнурками револьверов, уныло переминаясь, стояли посереди улиц, да завешанные с одной стороны от солнца конки, запряженные лошадьми
в белых капорах, с торчащими
в прорехах ушами, звеня, прокатывались вверх и вниз по улицам.
С утра погода была удивительно тихая. Весь день
в воздухе стояла сухая мгла, которая после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало желтым, потом
оранжевым и, наконец, красным;
в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро спустилась ночная тьма. Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось
в сон.
Сегодняшняя вечерняя заря была опять очень интересной и поражала разнообразием красок. Крайний горизонт был багровый, небосклон
оранжевый, затем желтый, зеленый и
в зените мутно-бледный. Это была паутина перистых облаков. Мало-помалу она сгущалась и наконец превратилась
в слоистые тучи. Часов
в 10 вечера за нею скрылись последние звезды. Началось падение барометра.
Что-то сделалось с солнцем. Оно уже не так светило, как летом, вставало позже и рано торопилось уйти на покой. Трава на земле начала сохнуть и желтеть. Листва на деревьях тоже стала блекнуть. Первыми почувствовали приближение зимы виноградники и клены. Они разукрасились
в оранжевые, пурпуровые и фиолетовые тона.
На следующий день, 2 сентября, была назначена дневка. Любители ловить рыбу ходили на реку. Они поймали три кеты, одну горбушу и двух бычков-подкаменщиков с пестрой окраской и
оранжевой каймой на темно-оливковом спинном плавнике. Остальные люди приводили
в порядок одежду и чистили оружие.
Есть еще замечательная особенность
в куликах-сороках: красный цвет, которым окрашены их глаза, носы и ноги, проявляется
в самом цвете кожи, мяса и преимущественно жира: когда кулик будет изжарен, жир имеет ярко-оранжевый цвет.
Солнце, совсем спускаясь к закату, слабо освещало бледно-оранжевым светом окна и трепетно отражалось на противоположных стенах. Одни комнаты были совершенно пусты,
в других оставалась кое-какая мебель, закрытая или простынями, или просто рогожами. Только одни кровати не были ничем покрыты и производили неприятное впечатление своими пустыми досками.
В дверь постучали, и тотчас же вошла Женя
в своем блестящем
оранжевом платье.
В каком-то невозможном голубом платье, с огненными и
оранжевыми бантами, она походила на аляповатую детскую игрушку, которой только для проформы проковыряли иголкой глаза и рот, а руки и все остальное набили паклей.
Вот мой разговор с I — там, вчера,
в Древнем Доме, среди заглушающего логический ход мыслей пестрого шума — красные, зеленые, бронзово-желтые, белые,
оранжевые цвета… И все время — под застывшей на мраморе улыбкой курносого древнего поэта.
Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь — и мы
в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них «квартира»). Тот самый, странный, «королевский» музыкальный инструмент — и дикая, неорганизованная, сумасшедшая, как тогдашняя музыка, пестрота красок и форм. Белая плоскость вверху; темно-синие стены; красные, зеленые,
оранжевые переплеты древних книг; желтая бронза — канделябры, статуя Будды; исковерканные эпилепсией, не укладывающиеся ни
в какие уравнения линии мебели.
Квартальных переименовали
в участковые пристава и дали им вместо старых мундиров со жгутиками чуть ли не гвардейскую форму с расшитыми серебряными воротниками и серебряными погонами с
оранжевым просветом.
Даже его засаленная фуражка с
оранжевым околышком и грязные серебряные эполеты имели
в эту минуту что-то зловещее.
Далее на ней, как бы сказать, какой-то суконный казакин светлого цвета; потом под этим казакином юбка аксамитная ярко-оранжевая и желтые сапожки на высоких серебряных каблучках, а
в руке палочка с аметистовым набалдашником.
На платформе этого сооружения плясали люди
в зеленых цилиндрах и
оранжевых сюртуках; вместо лиц были комические, толстощекие маски и чудовищные очки.
Изрезанный уступами каменистый берег спускается к морю, весь он кудрявый и пышный
в темной листве винограда, апельсиновых деревьев, лимонов и фиг, весь
в тусклом серебре листвы олив. Сквозь поток зелени, круто падающий
в море, приветливо улыбаются золотые, красные и белые цветы, а желтые и
оранжевые плоды напоминают о звездах
в безлунную жаркую ночь, когда небо темно, воздух влажен.
В Петровских линиях зелеными и
оранжевыми фонарями сиял знаменитый на весь мир ресторан «Ампир», и
в нем на столиках, у переносных телефонов, лежали картонные вывески, залитые пятнами ликеров: «По распоряжению Моссовета — омлета нет. Получены свежие устрицы».
В ту самую пору, когда он принес сукно, Ульяна разливала уксус, и как домине Галушкинский необыкновенно близко подошел к Ульяне, то одна мельчайшая капелька брызнула на сукно и сделала на нем пятнышко ярко-оранжевого, необыкновенно прелестного цвета.
Еще оставшиеся кое-где местами зеленые ветки причудливо перемешаны с осенними тонами, то светло-лимонными, то палевыми, то
оранжевыми, то розовыми и кровавыми, переходящими изредка
в цвета лиловый и пурпурный.
Облака, поглотив огненный шар солнца, раскалились и таяли,
в небе запада пролились
оранжевые, золотые, багровые реки, а из глубин их веером поднялись к зениту огромные светлые мечи, рассекая синеющее небо.
Запад пылал целым пожаром ярко-пурпуровых и огненно-золотых красок; немного выше эти горячие тона переходили
в дымно-красные, желтые и
оранжевые оттенки, и только извилистые края прихотливых облаков отливали расплавленным серебром; еще выше смугло-розовое небо незаметно переходило
в нежный зеленоватый, почти бирюзовый цвет.
Снег все становился белее и ярче, так что ломило глаза, глядя на него.
Оранжевые, красноватые полосы выше и выше, ярче и ярче расходились вверх по небу; даже красный круг солнца завиднелся на горизонте сквозь сизые тучи; лазурь стала блестящее и темнее. По дороге около станицы след был ясный, отчетливый, желтоватый, кой-где были ухабы;
в морозном, сжатом воздухе чувствительна была какая-то приятная легкость и прохлада.
Одновременно нижние облака окрасились
в оранжевый цвет и стали похожими на дым, освещенный заревом пожара.
Над сумрачным лесом раскинулось бледное зелено-голубое небо, окрашенное на западе
в желтые и
оранжевые цвета; кругом стало как будто еще тише, белый снег немного порозовел, стало заметно холоднее.
Днем мне удалось подстрелить трех птиц: китайскую малую крачку
в осеннем наряде с желтым клювом и светлосерыми ногами, потом сибирскую темноголовую чайку белого цвета с сизой мантией на спине (у нее были
оранжевые ноги, красный клюв и темносиние глаза) и, наконец, савку-морянку.
Дорога была заброшенная и наполовину заросшая, ветви липовых и кленовых кустов низко наклонялись над нею;
в траве виднелись
оранжевые шляпки подосинников, ярко зеленела костяника; запахло папоротником…
Они встали. Мимо со смехом прошла компания из двух девушек и трех кавалеров.
В темноте блеснули золотые буквы на черно-оранжевом околыше матросской фуражки.
Вышли на террасу. С горы по дороге спускался высокий молодой офицер с лентою патронов через плечо,
в очень высоких сапогах со шпорами…
В руке у него была винтовка, из-за пояса торчали две деревянные ручки ручных гранат. На горе, на
оранжевом фоне заходившего солнца, чернела казенная двуколка и еще две фигуры с винтовками.